Но, уезжая, он принимал от Любаши книжки, брошюрки и словесные поручения к сельским учителям и
земским статистикам, одиноко затерянным в селах, среди темных мужиков, в маленьких городах, среди стойких людей; брал, уверенный, что бумажками невозможно поджечь эту сыроватую жизнь.
— В твоих словах, может быть, и много правды, — отвечал я, — но ведь все, что ты сказал, показывает только то, что необходимо изменить самую систему собирания статистического материала, а
земская статистика, то есть желание земства знать текущий счет своим платежным силам, колебания в приросте и убыли населения, экономические условия быта, — самое законное желание. Вот ты бы и помог земству, собирал от нечего делать необходимые материалы.
— Но — это потому, что мы народ метафизический. У нас в каждом
земском статистике Пифагор спрятан, и статистик наш воспринимает Маркса как Сведенборга или Якова Беме. И науку мы не можем понимать иначе как метафизику, — для меня, например, математика суть мистика цифр, а проще — колдовство.
Неточные совпадения
— Будучи несколько, — впрочем, весьма немного, — начитан и зная Европу, я нахожу, что в лице интеллигенции своей Россия создала нечто совершенно исключительное и огромной ценности. Наши
земские врачи,
статистики, сельские учителя, писатели и вообще духовного дела люди — сокровище необыкновенное…
На комитет и на собрание сведений денег не назначалось ни копейки; все это следовало делать из любви к
статистике, через
земскую полицию, и приводить в порядок в губернаторской канцелярии.
Прямо, как войдешь, так и видишь, что набирают что-нибудь нудное: или передовую, или отчет
земского заседания, или
статистику.
А теория наследственности, гипнотизм, открытия Пастера и Коха, гигиена со
статистикой, а наша русская
земская медицина?
Вредный административный антагонизм исчез совершенно;
земские управы, изнемогши в борьбе с мостами и перевозами, оставили за собой лишь уездную и губернскую
статистику, но зато довели эту науку до такого совершенства, что старик Кеттле, приехав однажды в Балахну ("Балахня — стоит рот распахни", — говорит народная пословица), воскликнул: nunc dimittis [ныне отпущаеши] — и тут же испустил многомятежный дух свой.
Старик сначала морщил лоб и не понимал, зачем это молодому человеку и его
статистике могла понадобиться
земская управа, но когда тот пространно объяснил ему, что такое статистический материал и где он собирается, Гавриил Петрович оживился, заулыбался и с ребяческим любопытством стал заглядывать в его тетрадки…
— Сами видите, батюшка, как живем. Пенсии я не выхлопотала от начальства. Хорошо еще, что в
земской управе нашлись добрые люди… Получаю вспомоществование. Землица была у меня… давно продана. Миша без устали работает, пишет… себя в гроб вколачивает. По
статистике составляет тоже ведомости… Кое-когда перепадет самая малость… Вот теперь в губернии хлопочет… на частную службу не примут ли. Ежели и примут, он там года не проживет… Один день бродит, неделю лежит да стонет.
Земский врач Григорий Иванович Овчинников, человек лет тридцати пяти, худосочный и нервный, известный своим товарищам небольшими работами по медицинской
статистике и горячею привязанностью к так называемым бытовым вопросам, как-то утром делал у себя в больнице обход палат. За ним, по обыкновению, следовал его фельдшер Михаил Захарович, пожилой человек, с жирным лицом, плоскими сальными волосами и с серьгой в ухе.